— Не боюсь, — честно признался Роджер.

4

Выбора у Роджера Ревинтера действительно не было — либо соглашаешься шпионить, либо тебя убивают, а шпионит кто-то другой. Из тех же бьёрнландцев. И это будет уже точно не проконтролировать.

А сейчас — можно? Кем ты себя возомнил, Тенмар? Ревинтером, который Бертольд? Или Валерианом Мальзери? Или хоть Всеславом? Ты всегда был никаким интриганом… но так вышло, что других здесь нет.

Итак, что мы имеем? Парня — будущего михаилита, его сестру, родителей-придворных. Против кого копает Андроник? Против всё еще официальной Церкви, конкретно михаилитов, или просто жаждет поживиться на конфискациях? Или ослабляет враждебную придворную группу? Еще бы знать, кто там против кого дружит…

Самый банальный вариант — Андроник положил свой весьма мерзкий глаз на девушку. Иди речь о Бертольде Ревинтере, Анри бы так не решил: тот ради подобного пустяка и усилий не приложит. Но этот хлыщ… он может. Еще с первой встречи напоминал собаку с пистолетом в пасти. Надушенную, напомаженную. Завитую. И никогда не знаешь, выстрелит или нет.

Вот и выходит, что всё ныне доступное Анри Тенмару — это ждать. Слушать доклады младшего Ревинтера. Исправлять их и молить Творца, чтобы Роджер не соврал, а сам Анри не ошибся.

Ревинтеру сложно поверить до конца — такое не изменить. Но это еще не повод отказать ему в помощи. Как и тем, кого он вдруг взялся защищать.

5

Лютена щерится бедными лачугами и ухмыляется богатыми особняками.

Эйда тоскливо огляделась. В аристократический квартал лучше не соваться. Но и в бедном найти мать с ребенком — вопрос времени. Учитывая, что ее знают в лицо.

Единственная, кому можно было верить до конца, — Ирия. Но ее давно нет в живых. Значит… больше идти не к кому.

Просить помощи у церкви — гиблое дело. Для святош мать незаконнорожденного ребенка — грязь под ногами. Если не хуже.

Девушка тяжело вздохнула. Проблема — не только в погоне. У беглянок нет ни меара. А Мирабелла целый день ничего не ела.

В монастыре Эйде приходилось выполнять и самую черную работу. Может, теперь пригодится?

В первых трех домах девушке просто отказали. В четвертом пригрозили вызвать стражу — разобраться «с нищей шлюшкой-попрошайкой». И вообще «много вас здесь ходит — только и норовят обокрасть». В пятом едва не опознали в Эйде какую-то известную воровку, что «вот так же бродила — а потом из соседнего дома всё вынесли». В шестом недвусмысленно назвали место, где «грязные, распущенные девицы вроде тебя найдут себе занятие по вкусу». Что Эйда — вдова, не поверил никто.

В седьмом доме попросту велели убираться — «пока собаку не спустили». А на улице встретил накрапывающий дождь, на глазах превращающийся в ливень.

Девушка поплотнее закутала Мирабеллу в плащ Руноса. Зубы уже начали дробный перестук, а всё тело сотрясает дрожь. Сейчас бы в тепло… куда угодно, но под крышу! Или хоть сесть на сухое! Впрочем, еще немного — и сойдет и мокрая земля.

— Эй, красотка, хочешь развлечься?

Эйда затравленно обернулась — навстречу двум похабным смешкам. Пара щербатых нищих откровенно уставились на попятившуюся девушку.

Лиаранка крепче прижала к груди дочь, развернулась и побрела прочь — с трудом заставляя себя не ускорять шаг. Вслед раздался свист:

— Красотка, куда же ты?

Эйда бросилась бежать.

— Эй, ты давно здесь ошиваешься! Всё равно ночью никуда не денешься. Стой — если не хочешь, чтоб заодно придушили твоего щенка!

Мерзавцы правы. Ей некуда деться и негде прятаться. Для этих… людей она — дешевле любой уличной шлюхи, потому что ту хоть кто-то защищает.

Эйда, задыхаясь, помчалась дальше. Только бы не споткнуться! Творец милосердный, снизойди к мольбам грешницы!

Теперь она знает, куда ей нужно.

Невозможно представить, как Эйда выдержит то, что предстоит… даже ради Мирабеллы! Но выхода не осталось.

Друзей у беглянки нет, родных — тоже. Церковь попросту запрет ее в монастырь — в очередную Башню Кающихся Грешниц, чтобы поскорее уморить. А Мирабеллу вернут туда, где держали все эти год и семь месяцев.

Эйда содрогнулась! Любая мать выдержит все муки Бездны — лишь бы избавить от них свое дитя.

На улице беззащитная девушка станет общей игрушкой… а за жизнь ее дочери никто не даст и меара. Значит — всё, что угодно, лишь бы спастись от этих животных. Впрочем, нет — сравнение их со зверями слишком оскорбляет последних. До изощренной жестокости людей невинным тварям далеко.

Где веселый квартал, Эйде сообщила первая же встреченная горожанка. Окинула брезгливым взглядом грязную, оборванную шлюшку, поморщилась и махнула рукой в нужном направлении.

Если не знаешь, как выбирать, — бери первое попавшееся. Лиаранка решительно постучала в дверь ближайшего борделя по левой стороне улицы.

Открыла девица примерно ее лет. Гораздо менее размалеванная, чем ожидала бывшая графиня.

Может, служанка?

— Прошу вас, мне нужно поговорить с хозяйкой бор… этого почтенного заведения.

— Почтенного — скажешь тоже! — фыркнула девушка. С любопытством, но, кажется, без презрения оглядывая потрепанный наряд Эйды. Что плащ, что подол юбки — не определить, где грязнее. — Матушка отдыхает. Сейчас позову.

«Матушка»… Будто речь о монастыре. Лиаранка, конечно, наивна. Но не настолько, чтобы предположить, будто дверь в борделе открывает родная дочь хозяйки.

— Что тебе, милая?

Похоже, «отдыхала» «матушка» недалеко. А из-за ее спины торчит курносый носик той самой служанки.

Мановение унизанной перстнями руки — и любопытную девушку как ветром сдуло. Куда-то в задние комнаты.

Эйда растерялась. Бордель-маман — лет тридцать. Ну или тридцать пять. Ничего общего со старухой из романов Ленна. Красивая, пышная дама в ярком, но не кричащем наряде. Да и декольте… у лагерных шлюх не в пример глубже.

— Я прошу вас взять меня на работу, госпожа, — склонила Эйда голову.

Как назло, Мирабелла выбрала именно этот миг, чтобы проснуться. И с любопытством уставилась на собеседницу матери. Конечно, где ребенок прежде мог видеть столь красивых теть?

— У меня нет работы для такой, как ты, — покачала головой хозяйка заведения.

Мягкий тон, сожалеющая улыбка. Не возьмет! Так Эйде уже отказывали — в самом первом доме.

— Для «такой» — это «какой»? — безнадежно уточнила девушка. — Для нищенки? Оборванной бродяжки? Одинокой матери? Я могу быть кем угодно. Мне приходилось быть служанкой.

Вот и всё. Сейчас кликнет слугу, чтобы «проводил» назойливую девчонку.

— Ты не поняла, — всё то же отрицание в голосе. И та же сожалеющая улыбка! — У меня есть служанки. Мне нужны девушки… но не такие, как ты.

— Почему? Я для этого недостаточно хороша?

— Дитя мое! — теперь во всё еще мягком голосе — явное раздражение. — Мне нужны шлюхи!

Эйда тяжело вздохнула — только сейчас осознав, насколько же устала, замерзла, проголодалась! Как затекли руки, подкашиваются ноги… А еще немного на таком дожде — и простудится Мирабелла! Если еще не простудилась…

— А я, по-вашему — кто? — девушка пристально взглянула в глаза собеседнице.

Миг красавица смотрела в глаза Эйде — долгим, изучающим взглядом. Потом шагнула в сторону, шире распахивая дверь:

— Входи.

Глава 7

Глава седьмая.

Аравинт, замок Арганди. — Эвитан, Лютена.

1

Дурочка Элен уже задыхается — от заполошных рыданий. Если не успокоить сейчас — истерика будет часов на пять, но у Кармэн нет ни сил, ни желания.

— Простите меня, простите…

Что напугало Элениту сильнее — каменный взгляд Кармэн или презрение в глазах Виктора? Последнее, наверное. И зря.

А Виктор — дурак. Злится на глупую девчонку, когда единственная виновница беды — Кармэн Зордес-Вальданэ. Непутевейшая, дрянная мать!

— Нет, Элен. — Рука стала чужой, и как же трудно сейчас коснуться светлых локонов! — Ты не виновата. Арабелла… не простила бы тебя, если бы…