Отец Соланж и Софи! Ревинтер так и не нашел способа засунуть в дом к «Ирэн Вегрэ» АланаЭдингема. Зато поселил здесь дочь второго шпиона.

— А конфликт интересов не возникнет? Герингэ ведь — постоянный союзник Ревинтера. У них разные планы на Тенмар, или планы — одни, а шпион-претендент — у каждого свой?

Не шокировала ли «госпожа баронесса» Пьера? Похоже, нет. Да и сложно это — после герцога Тенмара.

— Если мне позволено высказать мнение…

— Позволено.

— Титул они отдадут барону. У него нет сыновей — это всех устроит.

Сын, допустим, может еще родиться. Колетта Гамэль — подлая баба, а не старуха.

— Пьер, я сегодня должна быть у Ее Высочества. Мне нужно, чтобы кто-то проследил за госпожой и господином.

— Будет сделано, — склонил голову слуга.

— Пьер, вы можете не отвечать. Вы — не вор и не шалопай-юбочник. И я слишком высокого мнения о герцоге, чтобы решить, будто такой маскарад затеян ради меня одной. Кто вы, Пьер?

— Я родился в Вальданэ, баронесса. И был там, когда убили принца. Я сопровождал мою принцессу до Аравинта. И вернулся в Эвитан с отрядом подполковника Тенмара. Я был с ним в последнем бою. И принес отцу весть о смерти сына.

Какую из них?

— И… остался.

— Никто об этом не узнает, Пьер, — Ирия, не удержавшись, накрыла его руку своей.

У некоторых простолюдинов благородства куда больше, чем у рожденных в парче и шелках. Пьер — лишнее тому подтверждение.

— Я знаю, баронесса, — поднял он на нее глаза. — И я знаю, что вы любили его.

Молчание — та же ложь. Хотя — почему? Любовь бывает разной. Братьев тоже любят. Те, кому повезло с братьями. И… кто любил Анри — Ирия Таррент или Ирэн Вегрэ?

— В Лиар вы его тоже сопровождали? — Не выдает ли она себя? Нет. — Где он едва не погиб?

— Нет. Иначе я бы не выжил. По Лиару прошлись банды Ревинтера и Эрика-Бастарда. Хорошо, что вас там не было, баронесса.

Не знает.

— Да. Хоть в этом мне повезло.

3

В серебряной фляге остывает зелье, затухает костер, угли подергивает пепел. Еще несколько минут — и безымянный спаситель даст Эйде Таррент противоядие.

Он обещал, что девушка очнется почти сразу. И это неплохо — потому что северянку и ее ребенка придется взять с собой. Не оставлять же здесь — змеепоклонникам.

Хуже, что без лошадей далеко не уйти. Увы, ни Элгэ, ни Октавиан не успели толком прихватить денег. А того, что взяли, — не хватит и на вконец заезженных крестьянских кляч. Конечно, есть еще драгоценности — в кошеле под одеждой. Но их где попало не продашь. Да и родовые побрякушки — вернейший след для любой погони.

Соколица, прощай. Ты выбрала не ту хозяйку.

— Вам нужно уходить. — Тонкие смуглые пальцы незнакомца сомкнулись на горлышке фляги. — Я отвел им глаза, но вряд ли — надолго. Да и погоня может обойти лес и караулить милях в пяти к югу. Торопитесь. О девушке и ее дочери я позабочусь.

Элгэ даже не успела обрадоваться, как неугомонный братец уже дерзко сверкнул фамильными зелеными глазищами:

— Мы дождемся, пока она сама решит, с кем идти. Я поклялся Эйде защищать ее и Мирабеллу.

То-то перед тем, как бежать к сестре плести заговоры, взял с Виана слово не покидать поляну. А потом и вовсе сидел в трех шагах от защищаемых. Лучше бы кому другому не доверял. Патриарху Мидантийскому Иоанну, например!

— С ними вы недалеко уйдете, — незнакомец говорит с Диего, как с семилетним. И Элгэ вполне его понимает. Спасителя, а не брата. — А если вас схватят — Эйде и Мирабелле конец. Тебя, кстати, могут пощадить — твой дядя вряд ли повторит эксперимент. А вот Эйда Таррент живой им не нужна. Я найду место, где ее спрятать, а вы — нет.

— И где вы ее спрячете? — резко бросил Диего.

— А вот этого, прости, не скажу. — Пламя в глазах незнакомца полыхнуло так, что взгляд братишки показался легкой искрой. — Вы, без сомнения, храбрый молодой человек, герцог Илладэн. Но определенные виды пыток развяжут язык любому. Я выразился достаточно ясно?

— Да, — ответил за Диего молчавший всё это время Октавиан.

— Я никуда… — начал упрямый мальчишка.

И его перебила уже сама Элгэ:

— Мы останемся здесь, пока она не придет в себя. И спросим ее саму.

Что Элгэ говорит, Творец милосердный? Но в подземелье они все убедились, что дети порой видят куда зорче взрослых. И до сих пор не по годам умный братишка еще ни разу не ошибся.

Его жизнь для Элгэ дороже обеих северянок вместе взятых. Но чтобы оставить умирать одних вместо другого — нужно быть Валерианом Мальзери. А она — Элгэ Илладэн.

Глава 4

Глава четвертая.

Эвитан, окрестности Лютены.

1

Илладийцы ему до конца не верят — и правильно. Учитывая, что Рунос ехал убивать и умирать, а не спасать. И если б пришлось запечатать пробужденные катакомбы их кровью — сделал бы это. Потому что жизнь тысяч — важнее спасения нескольких. Жизнь целого города — по неведению забывших отцовские заветы потомков выстроенного вблизи древнего капища. А оно однажды уже сожрало всё живое в округе. В том, прежнем, древнем городе.

К счастью, хватило крови жрецов. К счастью, всё позади. Целитель не убил невинных, и вместе с ними — собственную душу. Вместе с телом. Ибо что творит лишенный души, Рунос помнит отчетливо. Шрамами на запястьях, дикими ночными кошмарами и предсмертными криками, что кровью запеклись в сердце.

Сегодня самого страшного не случилось. И не ставшие жертвами безмолвно смотрят на не ставшего убийцей. А на его плаще слабо шевельнулась едва очнувшаяся светловолосая девушка с севера. Связанная Вечным Обетом — о чём ей вряд ли известно. Еще одна тайна, о которой Рунос расскажет Эйде Таррент, но не сейчас. Время еще есть. Вряд ли в ближайшие часы она сделает хоть что-то, запрещенное Обетом.

Ну что ж, отец Жерар, верный слуга кардинала. Его Высокопреосвященство болен и будет болен до конца лета. Но Жерар поверил незнакомому лекарю и его словам. И не откажет в помощи девушке, преследуемой злейшими врагами Творца. И не только его.

Губы Эйды Таррент слабо порозовели, огромные глаза разом распахнулись. Два серых озера печали настороженно оглядели всех. Нашли дочь. И тут же просиявшая весенним солнышком мать потянулась к ребенку. Девочка в ответ прильнула к ней.

А время, отведенное прощанию, истекло.

— Эйда Таррент. — Зелье должно снять и боль, и головокружение — если старинный рецепт не врал. — Вы — не совсем здоровы, но решить должны сейчас. — Рунос, наверное, в глазах юного Диего выглядит безжалостным зверем. Если правы те, кто знал покойного герцога Алехандро, — сын пошел характером в отца. — Идешь ли ты в Аравинт вместе со своими спасителями или воспользуешься моим покровительством и убежищем, что я могу предоставить?

В глубоких серых глазах плеснулось понимание, но абсолютно неверное. И Рунос от души мысленно выругался.

— Надо ли говорить, что моя помощь — бескорыстна?

Эйда Таррент молчала минуты три. Только гладила дочь по голове, перебирала пушистые светлые волосы. А Диего Илладэн только что не подпрыгивал на месте — так хотел высказаться.

— Я еду с вами, — наконец, обернулась девушка к Руносу. — Вы — враг моих несостоявшихся убийц, и вам доверяет моя дочь. Этого достаточно, — она грустно улыбнулась. И обернулась к остальным — непроницаемой Элгэ, ошалелому Диего, равнодушно-холодному Октавиану Мальзери. — Я вам очень благодарна. Но на пути к Аравинту и я, и Мирабелла станем лишь обузой. — Рунос не видел лица северянки, но готов поклясться: улыбается она всё так же горько. — Вы и сами это понимаете.

2

Лошади пасутся в поле. Чужие. И одна из них кажется смирной.

В детстве Эйда Таррент верила в сказки. Но, наверное, даже тогда понимала: в жизни их не бывает. Ири лет до десяти утверждала, что слышит язык деревьев и трав. И Леон, подражая ей, тоже врал, что слышит. Врал неумело.