Шеренга рыбьих лиц — уже опять шеренга. Они тоже отступили вовремя. А затем обогнули и мертвого, и катающегося по каменному полу обожженного.

И даже не оглянулись.

— Запах смерти не бывает приятным, — говорил Алексис. — Но никогда не отворачивайся от того, что сделал сам…

И нос не вороти от запаха, надо полагать.

Факел летит в очередного черного истукана. Жертва успевает шарахнуться назад. Толку-то — одежда всё равно вспыхнула. Этот догадался рухнуть сразу — значит, не сгорит. Но из боя выключен.

Шестеро против двоих. Даже пять с половиной — у одного из врагов нож в левой, явно не слишком тренированной. Черная ткань на правом плече промокла от крови. Молодчина, Октавиан!

Ну давай, Элгэ! В правой — шпага, в левой — кинжал. А справа Октавиан со шпагой и стилетом.

Надо спешить! Эти мерзавцы — мясники, а не бойцы. Им только с женщинами и детьми драться. С настоящими. И не вооруженными.

Чернорясники — тупое, пушечное мясо, но если сейчас сзади выскочит еще столько же!

А те всё еще поют. Это дает надежду… Жертвы — еще живы! Будем надеяться…

Ну добейте же кто-нибудь горящего, ради всего святого!

Сразу двое. Шаг назад, ну — давай! Хороший мальчик. Шпага длиннее ножа — не знал? Готов!

Ах ты… Серп тоже, увы, длиннее кинжала. Чиркнул по плечу, зараза. Вскользь, но если острие — ядовито…

Кривой нож лишь на миг ушел в сторону. Зато кинжал Элгэ как в масло влетел в чужое горло.

И всё же левая рука — раненая! — подвела со скоростью. Рывок назад — от нового чернорубашечника — удался. А вот выдернуть родной кинжал времени не хватило. Темный и все змеи его!

Рука еще действует. Не рана — царапина, мышцы вряд ли задеты. Но если на лезвии был яд — это конец.

Так не в одиночку же умирать дочери Алехандро Илладийского!

Нет, эти кретины так и не поняли, что тупо прут вперед лишь дураки. Готов! К-куда падать? Элгэ в бешенстве удержала за воротник свежеиспеченный труп, выдрала из так и не разжавшихся пальцев серпонож. Не дага, но тоже неплохо. Ибо у илладийки, невзирая на рану, пока еще две руки. В отличие от этих косолапых…

А вот теперь — пожалуйста, падай. На своих.

Последний враг ударился в бегство. Назад, к поющим. И стилет Октавиана нашел его на полпути.

Элгэ огляделась. Дыхание напарник уже успел сорвать, а рубашка подозрительно прилипла к левому боку. Темнеет неровным пятном. Не таким уж и маленьким…

— Серьезно?

— Ерунда, — юноша попытался улыбнуться. Неудачно. — Некогда!

Здесь он прав — действительно некогда. Впрочем, если на кривых клинках и яд, то медленно действующий. Так что вперед. Бегом — до змеиного логова.

Корчится у стены бедняга с обожженным лицом. Его Элгэ оставила, где был, — не опасен. И скорее всего — выживет.

А вот этот… Хорошо, что ее не тошнит — никогда.

Девушка склонилась над жертвой Октавианова факела. Уже потухшей и еще живой. Жалобно хрипит.

Один взмах кинжала. Такой медленной смерти не заслужил никто.

Вряд ли Элгэ ждет когда-нибудь светлый Ирий. Но и Бездны Вечного Льда и Пламени бояться больше незачем. Они ее только что видели.

А новое оружие — кривой, черный нож со змеей на рукояти.

Пять шагов бегом — до последнего поворота.

Точно такая же гадина была на развороте очень старой книги — в библиотеке Вальданэ. Эту древность с золотыми переплетом и замочком Элгэ и Виктор обнаружили лет пять назад. И ни змея ни поняли в странном языке. Буквы знакомые, слова — нет…

Тот самый текст, что теперь раз за разом слышат стены древнего города!

Мда, серповидный нож — не цивилизованный кинжал. За пояс не заткнешь, а ножны для страшилища не предусмотрены. Ничего, освещение там и свое найдется, а в бою оружие — важнее факела.

Каменный пол дрожит под ногами. Позади — раненый враг и больше десятка мертвых. Вперед ведут крутые серые ступени. Прямо в багровые отсветы. К алтарю и твари внизу!

И чей-то душераздирающий крик бритвой резанул уши.

Глава 6

Глава шестая.

Эвитан, окрестности Лютены.

1

Сгущается багровый туман. Мертвые слова бьют в виски раскаленными молотами. Кривляются в диком танце зловеще-черные фигуры…

Бешено рвется из пут Диего. А светловолосый парень рядом с ним — по-прежнему неподвижен. И Мирабелла больше не зовет непутевую мать. Совсем! Ни вслух, ни мысленно.

Охваченная паникой Эйда бросила тревожный взгляд на дочь. И дико заорала.

Ближайший жрец разжимает ей рот толстыми пальцами. И вливает какую-то гадость из потемневшей от времени чаши! А девочка уже не сопротивляется — даже не шевелится!

Эйда дернулась… пойманной снулой рыбиной. Веревки ядовитыми змеями впились в слабое тело, голова раскололась на миллион агонизирующих осколков. И каждый взорвался многоцветной радугой!

Одна боль слилась с другой! Девушка успела еще увидеть, как Диего вырвал из узлов левую руку. Прежде чем раскаленное солнце обрушилось на затылок Эйды, и мир провалился в Огненную Бездну.

Последним исчезло лицо дочери.

2

Черный алтарь — с королевскую кровать средних размеров. Мерзкий камень с двумя характерными бороздками.

Семь или восемь жрецов в балахонах. Чадит дым. И факелы, факелы, факелы…

На алтаре — четверо связанных.

Рвется из веревок Диего. Молодец, какой же ты молодец, братишка!

Юстиниан — без чувств. Его светлые волосы Элгэ перепутать не могла. И уж тем более не ошибся выкрикнувший имя брата Октавиан.

И еще двое. Хорошенькая светловолосая девчонка — ну просто классическая девственница для алтаря. И (вот мерзавцы!) девочка лет трех-четырех.

Чернорубашечники кинулись на непрошенных гостей всем скопом. На врагов — до сих пор почему-то не убитых.

Змеи, еще один маячит в тени у алтаря! Очень разумно — и паршиво. Чтобы перерезать связанных — хватит и его.

Хорошо лишь, что мерзавцы прекратили выть какофонию. Легенды гласят, что древние обряды требуют безукоризненной точности. Может, жертвоприношение удалось прервать, а может — и нет. Но даже если жрецы теперь не получат свое — тварь-то под землей сама не заснет!

Семь истуканов не бегут — не спеша подбираются к противникам. Умело замыкают полукруг.

Элгэ ошиблась. У алтаря оставались не худшие бойцы, а лучшие. Паршивых они выставили первыми. А эти наобум в драку не кинутся.

Разом навалилась усталость. Да и рана вежливо напомнила о себе. Все-таки — яд? Или так и должно быть? Учителя в последний год как сговорились — в один голос называли Элгэ отличным мастером клинка. Но они могли льстить или ошибаться. Среди них ведь уже не было Алексиса…

И потом — за ней нет ни единой военной кампании. Салонная фехтовальщица! И Октавиан — ничуть не лучше.

Ну да какие есть — другие спасители не придут. Девушка усмехнулась прямо в неотвратимо приближающиеся каменные рожи. Не следовало оставлять позади того, раненого. Теперь он может сползти вниз и метнуть что-нибудь в спину. Элгэ бы сползла. Но драться с ранеными она так и не научилась. Да и в любом случае — поздно спохватилась.

Истуканы истуканами, но глаза — не совсем каменные. Что в них, кроме ненависти? Изумление? Лучше бы изумлялись на то, что внизу! Шевелится, разминает гигантское тело, хрустит сегментами…

За семью врагами сразу уследить трудно, но сейчас их будет четверо! Если жрецы, конечно, не дураки, а они — не дураки. Хотя бы по части боя. Трое подождут во втором ряду — это тебе не гуговцы. Жаль, что не гуговцы!

Ладно, на четверых у Элгэ и Октавиана есть четыре глаза. По штуке на врага.

— В горло или в голову, — прошелестела девушка.

Октавиан мог и не заметить лишь на миг блеснувшую в надорванном вороте истукана кирасу. Кто это тебя так, палач безоружных, а?

Ничего, в лицо — тоже удобно. На них ведь нет даже масок. Палачи в масках — только на площади. Зачем? Ведь весь квартал знает, в каком доме живет мастер топора и петли. И в его детей часто летят камни и грязь. Глупая месть слабых слабым.