В детей Кармэн тоже швырялись бы — дай черни и не черни волю. Дети палачей, дети герцогов — какая разница, что за титул носят отверженные? Главное — за них ничего не будет.

Четыре шага. И четверо чернорясников дружно выступили вперед. А пол вздрогнул от ощутимого удара — едва не сбил врагам строй.

Увы, слишком далеко для удачного прыжка. Свой предел после замка Адор Элгэ знает. Да и лестницы здесь нет. А метательных ножей не осталось.

Черные сократили расстояние еще на шаг. А от нового удара содрогнулись древние стены. По двум уже поползли трещины — узкими змеями! Опять — змеи…

Даже если кинуться бежать — можно уже не успеть. Но здесь Диего — и поэтому Элгэ никуда не побежит. И не предложит спастись Октавиану — потому что ей не справиться с семью врагами одной. Впрочем, он не оставит здесь своего брата. За кем и пришел.

Жаль, в этом подземелье нет Валериана Мальзери! Будет так несправедливо, если их здесь сожрут или раздавят, а он останется жить. Мальзери-старший — не из тех, кто долго горюет по сыновьям. Новых наплодит!

В прежние времена прабабки Элгэ по обеим линиям танцевали среди змей и обнаженных мечей. Разве что под падающими каменными глыбами никто не пробовал. Но и это тоже — танец со смертью. Так танцуй, илладийка!

3

— Мама, мамочка! Мама!!!..

… — Твоя дочь родилась мертвой! И это хорошо. Лучше умереть, чем жить ублюдком дуры и шлюхи!

Ледяное лицо Карлотты всё ближе. Заслоняет зарешеченное окно, серые стены, сводчатый потолок… Лишает последней искры света. Последней надежды…

— Ты лжешь! Я слышала ее крик…

— В таком случае, — глаза в глаза шипит Карлотта, — она умрет, если ты хоть кому-нибудь скажешь, что рожала! Откроешь свой грязный рот — и считай, она мертва!

«Сестра Валентина» расхохоталась — диким, полубезумным смехом. Он бьет в уши, в виски, в лоб, в затылок!..

«Я сдержала слово, Мирабелла! Я молчала ради тебя. И не наложила на себя руки лишь потому, что надеялась хоть когда-нибудь тебя увидеть! Доченька!..»

— Мама!..

Карлотты здесь нет. А перед глазами вьется по потолку огромная трещина. Та самая или нет? Нет, та былау́же и с меньшим количеством притоков. Вдвое или втрое…

«Сестра Валентина» и ее голос исчезли, а вот чудовищный грохот — нет. Кто-то огромный и взбесившийся колотит из-под земли в каменный пол. Ногами, гигантской головой или что там у него еще?

Эйду подбросило в путах. Она сама — на алтаре, а где Мирабелла⁈

Голова раскалывается меньше — может, надоело? Во всяком случае — поворачивается без потери сознания.

Сердце обожгло дикой болью — дочка бессильной куклой скорчилась на алтаре у ног бестолковой матери! А собственный сумасшедший крик опередил все связные мысли. И девочка шевельнулась — заставила глупое материнское сердце подскочить к горлу.

Черная тень огромной хищной вороной метнулась мимо. Жрец! Обернувшись за ним, Эйда успела краем глаза разглядеть прочих палачей. Зачем-то столпились в полумраке — на другом конце капища. Шагах в тридцати от пленников. Что они там делают — тварь из глубин приветствуют?

Диего! Девушка только сейчас заметила: он каким-то непостижимым чудом освободился! Хотя что тут странного — их ведь не приковали. А веревки в этом подлунном мире умеют рвать все, кроме Эйды.

Еще бы миг — сорвать с глаз и повязку! Но его-то у Диего и не оказалось.

Короткий замах кривого ножа — прямо над головой отчаянного мальчишки!

— Диего, берегись — сверху!

Если бы у нее были свободны руки! Если бы…

Кривая серо-черная молния рванулась вниз… и замерла дюймах в десяти от Диего. Вслепую перехваченная крепкой мальчишеской рукой.

Ему не справиться! Подростку с онемевшими от веревок руками не удержать здоровенного взрослого мужика!

И что там, во имя Творца милосердного, за шум и лязг — на том конце логова⁈

Два гибких силуэта мечутся в полукруге черных сутан. Пленников все-таки пришли спасти! Но почему избавителей всего двое? Или они — легендарные, непревзойденные бойцы?

Первый враг рухнул навзничь. И Эйда в рваном пламени очумевших факелов успела разглядеть спасителей.

Девушка вряд ли старше ее самой. И юноша — тех же лет. Постарше напарника для героини не нашлось. Все они переросли рыцарский возраст и никаких дам и детей спасать не собираются. Особенно — в ущерб собственной драгоценной шкурке. Убивать и насиловать, без сомнения, гораздо более подобает настоящим мужчинам! А главное — безопаснее.

Незнакомка что-то гортанно выкрикнула на неизвестном языке. К счастью — не том, на коем недавно пели жрецы. А судя по ответной скороговорке Диего — это илладийский. Девушка — илладийка. Та самая героическая сестра Диего?

Пляска двух разящих молний в полукольце неторопливых черных статуй… А нож всё больше клонится к груди мальчишки! Диего — бел как сама смерть, лишь по подбородку течет алая струйка. Из прокушенной губы.

— Здесь нельзя кровь!..

Это — вслух?

Вслух!

Эйда дико мотнула головой. Та взорвалась безумной болью… но это уже неважно!

— Здесь нельзя… кровь… — Личико Мирабеллы — бледнее лиарских снегов. И профиля Диего. — Здесь — Зло… Оно…

Девочка четко проговаривает слова. Так четко для ее полутора лет! Года и семи месяцев…

Дикий удар из подземелья сотряс капище. Алтарный камень холодным тупым гвоздем вонзился в затылок. Что-то тяжелое обрушилось на Эйду, режущая боль просадила правое плечо! Огненной волной растекается по руке…

Отчаянно борясь с неотвратимо наползающей багровой тьмой, девушка попыталась столкнуть с себя «нечто».

Какое же оно неподъемное! И неподвижное…

— Да что ты вечно в обморок падаешь⁈ — ее отчаянно трясут, вцепившись в плечо. В здоровое. Но с явной целью оставить синяки. — Змеи, ну тебя и приложили по голове, уроды! Ничего, держись!..

Снизу трясется холодный камень. Сверху трясет неизвестно кто, но очень упорный! А в голове скачет Бездна Вечного Льда и Пламени!

Но хоть исчезла тяжесть.

— Эйда! Да Эйда же! Очнись!

— Мама!..

Мирабелла! Она-то что делает в Бездне⁈ Карлотта нарушила слово? Она же обещала… И как невинный ребенок оказался среди грешников⁈

— Мама!..

Открывай глаза, живо! Даже в Бездне ребенку нужна помощь матери! Раз уж вы обе здесь.

Дрожит готовый обрушиться каменными глыбами потолок.

Черные глаза Диего. Прядь угольных волос прилипла ко лбу.

— Очнулась? Вот и отлично!

Сначала Эйда увидела не дочь, а жреца. Мертвого. Лежит поперек алтаря — почти касается ногами светловолосого парня. Тоже мертвого⁈ Без сознания?

А вот чернорясник умер точно. С рассеченного затылка кровь даже не течет — бежит. На алтарь, пол, одежду… С затылка и из горла, а оно…

Их самих собирались — так же? И Мирабеллу⁈

— Камень откололся от стены! — улыбнулся Диего. Совсем по-мальчишечьи. — А этот придурок рухнул на алтарь. И тебя своей кривой гадостью зацепил. Ну да ничего — царапина, заживет. А я его — камнем. Еле достал — длинный, мерзавец! А потом, пока не очухался — его же ножом по горлу!..

— Кровь… — Мирабелла сидит в углу каменного одра, подогнув под себя ножки и сжавшись в комочек.

Кто разрезал ее веревки — Диего? Освободил девочку, а потом кинулся не только спасать, но еще и приводить в чувство ее бестолковую мать?

— Кровь… Здесь нельзя — кровь!..

— Диего не виноват! — Эйда поскорее притянула к себе дочь.

Пока та не рухнула с алтаря и не порезалась о лежащий тут же нож. Тот самый — побывавший не на бойне, а в честном бою.

Не порезалась и не попала под руку дерущимся. Вдруг кто из жрецов выйдет из боя? Их всё еще — четверо против двоих…

— Диего не виноват — он защищался.

А заодно спасал товарищей по несчастью. С которыми до сегодняшнего дня даже знаком не был.

— Юстиниан! — юный илладиец уже обрезает последние веревки. Но светловолосый парень на алтаре — всё еще без чувств. — Тиан, очнись! Тиан!.. Гады, гады, гады!..